ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

Акт третий. Конец романа

В марте 1961 г. судья маленького городка Уилтон (штат Коннектикут) оформлял брак. Лицо жениха ему показалось знакомым. В разрешении на брак значилось: Лоренс Оливье. Для самого актера, наверное, в происходящем был явный призвук дежавю: опять скромная свадьба, опять двое брошенных супругов и два с трудом полученных развода. Вот только о создании актерской пары, вроде Ланта-Фонтенн, мечтать уже не приходилось. Невеста, актриса Джоан Плоурайт, была на 22 года его моложе. Им уже впору было играть не влюбленных, а отца и дочь. Они, кстати, так и познакомились, играя Арчи Райса и его дочь в пьесе Осборна «Комедиант».

Большая часть предыдущего десятилетия была, должно быть, самым черным временем в жизни Оливье. Закончилась история самой романтической английской пары – Ларри и Вив (прозвище Вивьен Ли). Когда были преодолены все препятствия, стоявшие перед ними в первые годы: ожидание развода, осуждение окружающих, финансовые трудности, военные невзгоды – вдруг выяснилось, что супругов объединяет очень немногое. Оливье и Ли были совершенно разными людьми – с разными интересами, вкусами, характерами, разным социальным бэкграундом и даже темпом жизни.

Оливье вырос в бедной семье и привык экономить каждый пенни. Его раздражала даже непотушенная лампочка. Вивьен была дочерью богатого бизнесмена и тратила деньги не считая. Пойти покупать холодильник и вместо этого приобрести понравившуюся картину для нее было в порядке вещей. Она обожала делать дорогие подарки. Вивьен свободно говорила на трех языках, много читала, у нее были широкие интересы. Оливье интеллектуалом никто бы не назвал. Он не был, конечно, и невежественным человеком – Шекспира он знал получше многих шекспироведов. Просто для него ничто, кроме театра, не обладало самостоятельной ценностью. Музыку, картины, книги он воспринимал только с одной точки зрения: как это может пригодиться в работе. Вивьен была человеком общительным и жизнерадостным. Оливье – довольно замкнутым и мрачным, хотя в хорошем настроении он мог часами рассказывать анекдоты и забавные истории. Но вообще-то свой французский темперамент он оставлял на сцене, а в обыденной жизни был типичным средним англичанином: трезвым, практичным, упрямым, консервативным. На первом месте в жизни для него всегда стояла работа. В свободное время ему хотелось отдохнуть, почитать газету и поковыряться в саду. Вивьен же постоянно приглашала в их загородный дом – бывшее средневековое аббатство Нотли, недалеко от Лондона – десятки гостей. В выходные здесь устраивался настоящий карнавал: танцы, песни, интеллектуальные и спортивные игры, шарады, капустники, прогулки по окрестностям. Веселье частенько заканчивалось только на рассвете. После такого уикэнда гости отправлялись домой отдыхать. Оливье деться было некуда. Он уже был дома.

В песенке про тюбик влюбленные рассорились из-за тюбика зубной пасты. Для Оливье и Ли камнем преткновения стала проблема сна. Не в смысле «переспать» как эвфемизм для секса, а в самом прямом значении слова. У Вивьен с детства была аномально низкая потребность во сне. Ей хватало двух-трех часов сна в сутки. В молодости это оказывалось даже удобно – она все успевала. Оливье бессонницей отнюдь не страдал. После спектакля ему хотелось отоспаться. В Нотли это зачастую было невозможно. Бывало, что он оставался ночевать в гримерной.

Героиня толстовского романа в подобной ситуации говорит: «Мы жизнью расходимся, и я делаю его несчастье, он мое, и переделать ни его, ни меня нельзя». Трагедия заключалась в том, что Оливье это понимал, а Вивьен так никогда и не смогла признать. Ноэл Кауард, общий друг супругов Оливье, писал: «Их совместная жизнь просто ужасна, но признание публики держит их в ловушке. Они разгребают холодный пепел физической страсти, выгоревшей годы назад».

Постепенно единственным, что еще объединяло знаменитую пару, стал театр. Вивьен жаждала доказать мужу, что как актриса она не уступает ему, что она тоже может играть трагические роли. Это была плохая идея. Оливье, в том, что касалось актерства, был человеком амбициозным и конкуренции не терпел. Он ревновал Вивьен к ее Оскару, пока не получил свой – за «Гамлета». К тому же он считал – и, видимо, был прав – что трагические роли плохо отражаются на ее здоровье и психике.

Но главной причиной краха «золотой пары» стала, конечно, болезнь Вивьен. В 1944 г. беременная Вивьен снималась в фильме «Цезарь и Клеопатра». Однажды во время съемок она поскользнулась, упала – и потеряла ребенка. Это был уже второй выкидыш за два года. Вскоре после этого у нее случился нервный срыв, съемки пришлось на полтора месяца приостановить. В 1945 г. Вивьен с успехом играла в поставленной Оливье комедии Торнтона Уайльдера «На волоске от гибели». Но внезапно выступления пришлось прекратить: у нее нашли туберкулез. Девять месяцев актрисе пришлось провести сначала в туберкулезном санатории, а затем отлеживаться дома. Тогда же у нее произошел еще один нервный приступ: она обедала вдвоем с мужем и вдруг ни с того, ни с сего начала его оскорблять, затем набросилась на него с кулаками, а потом упала на пол, истерически рыдая.

Врачи объясняли эти приступы болезнью и переутомлением. Вивьен становилось то лучше, то хуже. В 1948 г. Оливье и Ли возглавили труппу театра «Олд Вик», отправившуюся на почти годовые гастроли в Австралию и Новую Зеландию. Гастроли были тяжелыми, актеры играли главные роли в трех пьесах и участвовали в куче официальных мероприятий. К концу гастролей, по выражению Оливье, они напоминали «ходячие трупы». Из-за усталости и переутомления супруги часто ссорились, употребляя выражения вроде «сучка» и «выродок».

В 1949-1950 гг. Вивьен практически целый год играла одну из лучших своих ролей – Бланш Дюбуа в «Трамвае «Желание» Т. Уильямса: сначала на сцене, а потом в кино. За эту роль она получила второго Оскара. Страшная роль, заканчивавшаяся безумием героини, оказала на актрису страшное влияние. Оливье считал, что она так и не смогла выйти из этого образа.

Зимой 1951-1952 гг. Оливье и Ли выступали на Бродвее сразу в двух Клеопатрах – Шоу и Шекспира (до этого спектакль с успехом шел в Лондоне). Состояние Вивьен настолько ухудшилось, что Оливье хотел обратиться к психиатру, но Вивьен наотрез отказалась.

К февралю 1953 г. она вроде бы пришла в себя и отправилась на Цейлон сниматься в фильме «Слоновьи тропы». Здесь и произошла катастрофа. Должно быть, от жары и влажности у Вивьен наступило нервное возбуждение. Она не могла спать, забывала текст, называла Ларри своего партнера по фильму, Питера Финча, который и вправду был похож на молодого Оливье. Финч был не против, чтобы красавица Вивьен принимала его за своего мужа – во всех смыслах. Режиссер решил перенести съемки в Голливуд, но там состояние актрисы стало уже совершенно невменяемым. Она срывала съемки, декламировала монологи Бланш Дюбуа, часами сидела перед выключенным телевизором. Пришлось срочно вызвать Оливье. Вивьен накачали снотворным и седативными средствами, и Оливье вместе с другом удалось довезти ее до дома. В Англии ее поместили в психиатрическую клинику. Врачи наконец поставили ужасный диагноз: маниакальная депрессия. Неизлечимое психическое заболевание.

Правда, Вивьен довольно быстро поправилась и уже в ноябре выступала вместе с Оливье в комедии Рэттигана «Спящий принц». Но о полном выздоровлении нечего было и мечтать. К тому же в 50-е годы еще не было современных лекарств, и единственным способом лечения подобной болезни считались сеансы электрошока, которого Вивьен смертельно боялась. Жизнь теперь проходила в ожидании приступов. Они не были регулярными, могли случиться в любую минуту. (Однажды это произошло на сцене, и Вивьен набросилась на партнера). Оливье, разумеется, был в ужасе. Такого положения никому не пожелаешь: узнать, что твоя жена больна туберкулезом, не может иметь детей и страдает психическим заболеванием. Писавшие об этой истории делятся на два лагеря. Поклонники Вивьен Ли сочувствует ей – больной, стареющей, брошенной мужем – расчетливым и вероломным мерзавцем. Поклонники Оливье сочувствуют ему: он ушел от жены, жизнь с которой стала невыносимой. Правда, скорее всего, находится где-то посередине. Изображать Оливье законченным злодеем, вошедшим в образ Ричарда III, как Вивьен в образ Бланш – просто глупость. Непонятно, как такая умная женщина могла всю жизнь любить такого подонка.

Перед Оливье, в сущности, встал выбор: или бросить все и заниматься больной женой, изредка, для заработка, снимаясь в кино – или оставить жену и продолжать играть. Он выбрал второе. Конечно, ни красивым, ни благородным его поведение назвать нельзя, но понять его можно. Третий муж Вивьен, Джек Меривейл, стоически переносил ее приступы, временами буквально не спуская с нее глаз. Но он был средний актер, и вполовину не настолько занятый и одаренный, как Оливье.

К тому же поведение Вивьен – со всеми скидками на ее болезнь – ангельским тоже не назовешь. Роман с Финчем продолжался и после выздоровления. Оливье объяснял это тем, что в периоды маниакального возбуждения у нее развивалась повышенная сексуальность. Усталый муж ее требованиям не соответствовал, и тут на помощь приходил Финч – талантливый актер, которого супруги Оливье «откопали» в Австралии. Он был человеком добрым и слабовольным и имел репутацию откровенного бабника. Его отношения с Вивьен дошли до того, что в конце 1955 г. они даже пытались вместе сбежать за границу. Один раз они провели несколько дней во Франции, в другой раз хотели улететь в США, но из-за нелетной погоды застряли в аэропорту, и Вивьен передумала. (Эта история легла в основу фильма «VIP», в котором Ли и Оливье играла другая звездная пара – Элизабет Тейлор и Ричард Бартон).

Оливье явно не знал, как ко всему этому относиться. Он даже в отместку завел несколько случайных коротких связей – что, видимо, никакого удовольствия ему не доставило, он-то бабником не был. Клэр Блум, утверждавшая, что во время съемок «Ричарда III» у нее была связь с Оливье, считала, что ему хотелось только досадить жене. Оливье то мирился с Финчем, обмениваясь с ним галстуками, то чуть не убил его, запустив в него сигнальную ракету во время фейерверка.

На Новый, 1956 год, Оливье попросил Финча оставить Вивьен в покое и отказаться от роли в совместной постановке. Супруги помирились, и Вивьен в свои 42 неожиданно забеременела. Неизвестно, спас бы этот ребенок разваливающийся брак, но на свет он так и не появился. Актриса играла в комедии Кауарда, и хотя по совету врачей она вроде бы вовремя прервала выступления, у нее опять случился выкидыш.

Оливье в это время снимал другую комедию – «Принц и хористка» с Мэрилин Монро в главной роли. Съемки были полным кошмаром: Монро постоянно опаздывала и не могла выучить текст (недаром Тони Кертис говорил, что лучше целоваться с Гитлером, чем работать с Мэрилин). Во время съемок Оливье познакомился с тогдашним мужем Монро, Артуром Миллером. Оливье позднее вспоминал, что они с Миллером часто разговаривали на тему, «какое это мучение – жить со звездами, которые так или иначе свихнулись». Для Миллера период жизни с Монро оказался совершенно бесплодным. Оливье тоже мог подвести неутешительные итоги: первая половина 50-х стала для него временем кризиса. Играл он мало, снялся всего в двух провальных фильмах, сам снял «Ричарда III», которого сыграл еще в 1949 г. Его театральные роли казались серыми и невыразительными. Критики даже подозревали, что он нарочно играет похуже, чтобы привлечь внимание к игре жены, что, конечно, не соответствовало действительности. Нарочно играть плохо Оливье бы просто не смог.

Весной 1957 г. супруги Оливье отправились на гастроли по Европе со спектаклем Питера Брука «Тит Андроник». Тит был, пожалуй, единственной большой ролью Оливье за весь этот период. Во время гастролей у Вивьен опять начались приступы, причем теперь все происходило на глазах публики. Она могла начать раздеваться, сидя на скамейке в парке, отказаться садиться в поезд, наброситься во время поездки на других актеров – им пришлось запираться в купе и туалетах.

По возвращении в Англии часть маниакальной энергии Вивьен пошла на благое дело: она организовала кампанию против сноса старинного театра «Сент-Джеймс». Но этого ей оказалось мало. В конце июля разыгралась безобразная сцена, которую Оливье подробно описал в своих воспоминаниях. Ночью у Вивьен начался очередной приступ, и она не давала мужу спать – била его полотенцем по лицу, колотила в дверь. В какой-то момент у Оливье лопнуло терпение, и он швырнул ее со всей силы на кровать. Вивьен упала и ударилась виском о край прикроватного столика. «В ужасе я понял, что каждый из нас был вполне способен убить другого». Он вызвал мать Вивьен и сбежал из дома. Видимо, в этот момент он и принял окончательное решение «сматываться».

Осенью 1957 г. в спектакле «Комедиант» Оливье столкнулся с Джоан Плоурайт. Они как-то разговорились за обедом, и актер рассказал кое-что о своей семейной жизни. Ее поразили пустота и мрак в его глазах – когда он не был в роли. Новый роман начинался уже не по Толстому, а по Шекспиру: «она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним». Оливье писал Плоурайт, что, когда он думает о ней, он испытывает удивительное спокойствие и безмятежность. Джоан казалась ему похожей на покойную мать. Ее можно было назвать миловидной, но уж никак не красавицей – Вивьен, которая была старше на 16 лет, все еще выглядела привлекательнее.

Теперь Оливье старался так распределить график работы, чтобы по возможности не оказываться с Вивьен в одном месте – а лучше быть отделенным от нее океаном. Когда леди Оливье играла в Лондоне, сэр Лоренс перебирался в Голливуд и на Бродвей. Когда она приезжала на гастроли в Америку, он возвращался домой. С официальным разводом он тянул – опасался, что просьба о разводе спровоцирует у Вивьен сильный приступ и даже попытку самоубийства, и надеялся, что со временем она привыкнет к мысли о расставании. Возможно, он просто трусил. Актер, прославившийся в ролях сильных личностей, сам сильным человеком вовсе не был. Как-то он оказался в компании, затеявшей игру в опредения: кто волевой злодей, а кто человек ранимый и чувствительный. Ларри Оливье единогласно отнесли ко второму разряду. Актеру это не понравилось. «Вы не правы, вы увидите, я докажу!» Доказывал он всю жизнь. Характерно, что все женщины, которых он выбирал, отличались умом и сильным характером. За красотой он не гнался. Его поведение с Вивьен состояло из сплошных гамлетовских колебаний: когда у нее случались обострения болезни, он хотел уйти, когда ей становилось получше – решал остаться.

Родственники и друзья уговаривали Оливье вернуться к жене. Он отвечал: «Я никого не буду любить так, как Вивьен, но жить с ней и работать больше невозможно». Наконец в декабре 1960 г. был оформлен развод (Плоурайт тоже была замужем, но с ее мужем проблем не возникло). Вивьен к тому времени нашла человека, который отчасти заменил ей Оливье – актера Джека Меривейла. Они вместе играли на Бродвее. Меривейл давно и безнадежно был в нее влюблен. Об официальном браке речи не шло. Вивьен так никогда и не смирилась с мыслью, что Оливье ушел от нее окончательно, и продолжала надеяться на его возвращение. Она даже не сменила табличку на двери квартиры – там так и осталась надпись «Оливье», до ее смерти от туберкулеза в 1967 г. Что она при этом думала о чувствах Меривейла – неизвестно. Вообще, говорить о высокой романтической любви стоит скорее не по отношению к Оливье и Вивьен Ли, с их талантами и амбициями, а в связи со скромным Меривейлом.

Акт четвертый. Слава

Для Оливье началась новая жизнь. Они с Джоан поселились в Брайтоне, Джоан родила троих детей: сына Ричарда (он стал режиссером) и дочерей Тамсин и Джулию-Кэт (они стали актрисами). Оливье всегда хотел иметь большую семью. Теперь он чувствовал себя счастливым, когда по утрам, уходя из дома, он видел, как дети машут ему ручками из окна. Без Вивьен с него сразу слетел весь светский лоск, но он был этому только рад. Ему нравилось, что его не узнают в поезде, что он выглядит как обычный клерк, в таком же деловом костюме и с газетой. Джоан оказалась «домашней» женщиной, светская жизнь ее не интересовала. Оливье говорил, что «баронский период» в его жизни закончился.

Творчески он тоже переживал прорыв. В 1957 г. он сыграл Арчи Райса в пьесе Джона Осборна «Комедиант». Этого от него не ожидал никто. Осборн – драматург из поколения «рассерженных» прославился своей критикой английского истэблишмента, который как раз и олицетворял сэр Лоренс. Но Оливье всегда умел точно улавливать дух времени – это и делало его по-настоящему национальным актером, в отличие от его не менее талантливых соперников. Тот же Осборн говорил: «В лучшие моменты своей карьеры Ларри был способен в изумительной степени отражать настроение нации». Арчи был ничем не похож на величественных шекспировских героев – жалкий, «вшивый», по выражению Оливье, стареющий комик из мюзик-холла. Оливье буквально купался в этой роли, соединяющей трагедию и фарс. Позднее он – тоже первым из английских звезд — стал выступать в пьесах «абсурдистов», сыграв в «Носорогах» Ионеско.

Но главным делом последних лет его жизни стала организация Национального театра. В Англии, в отличие от французской «Комеди Франсез» и русских императорских театров, никогда не было государственного театра. Вопрос об его организации встал только после Второй мировой войны. 9 августа 1962 г. было объявлено, что Оливье назначен его директором. Он мечтал о создании театра по образцу МХАТа – с постоянными труппой и репертуаром, существующего, хотя бы частично, на государственные дотации. Работа была колоссальной. Оливье зачастую уходил из дома в 9 утра и возвращался за полночь: спектакли, репетиции, административная работа. Он буквально погибал под грузом административных обязанностей. Его обвиняли в том, что он создал за госсчет театр для себя и своей жены, где не было других звезд. На самом деле звезды к нему не шли: их не привлекали низкие заработки и жесткая дисциплина. Сам Оливье играл мало, за 10 лет вышел на сцену всего в четырех больших ролях: «Отелло», «Венецианский купец», «Пляска смерти» Стриндберга и «Долгий день уходит в ночь» О’Нила. Его спектакли проходили с неизменным аншлагом, что позволяло заткнуть дыры в бюджете театра. Отелло Оливье вновь вызвал противоречивые отклики: актер играл не благородного мавра, а простодушного и примитивного негра, который буквально «распадается на части» от ревности. Билеты на спектакль достать было немыслимо – на него не смог попасть даже помощник Кеннеди.

В 1972 г. Оливье «ушли» из театра. Формально все было правильно, закончился срок контракта, он давно и сам собирался уйти, но вышло все очень некрасиво. Он хотел перед уходом сыграть в мюзикле «Парни и куколки», уже приготовил роль, все обещало новую сенсацию, но постановку отменили. Больше он в театре не работал.

В последние годы Оливье в основном снимался на телевидении (он сыграл Лира) и в кино – в крошечных ролях, в основном генералов и прочих полководцев. Много болел. В 1967 г. он вроде бы полностью поправился после операции – рак простаты, но потом появились другие болезни: тромбофлебит, дерматомиозит. В 80-е годы он опубликовал две книги мемуаров. В отличие от других знаменитостей, нанимавших литературных негров, Оливье писал все сам. Это чувствуется по выспренной манере – недаром он столько играл Шекспира. О своей личной жизни Оливье написал на редкость откровенно.

В 70-е годы на Оливье обрушился вал критики. Писали, что он «забронзовел», что его работы перехвалены. Конечно, писавшие о его «подвиге», «титанических усилиях», оказывали ему плохую услугу. Но называть Оливье переоцененным актером – просто смешно. Пускай все критики ошибались, но что делать с публикой, которая толпами валила на его спектакли и простаивала ночи перед билетными кассами? Недавно критик Майкл Биллингтон, посмотрев в роли Ричарда III нынешних звезд Иэна Маккеллена и Кевина Спейси, удивился, насколько бледно они выглядят по сравнению с фильмом Оливье полувековой давности.

Писавшие об Оливье неизменно обращали внимание на три вещи: его голос, темперамент и актерскую разноплановость. Голос Оливье считается одним из самых знаменитых в XX веке. Он не обладал таким красивым тембром, как Гилгуд, зато был сильным, ясным, звучным, невероятного диапазона – три октавы, а его интонационное разнообразие кажется даже чрезмерным. Голос актер «сделал» благодаря упорной работе. Так, играя Отелло, он решил, что для этой роли требуется бас, и за лето опустил голос на октаву.

Темперамент Оливье, был, разумеется, врожденным. О нем ходило много анекдотов. Так, на репетиции «Гамлета», после монолога «О, мысль моя, отныне ты должна кровавой быть…» режиссер заметил: «Куда ж ей, мысли, быть еще кровавей?» В финале «Макбета» в кулисах стоял рабочий сцены и шипел: «Ларри, этот бой ты должен проиграть!» Оливье во время спектаклей излучал в зал такую витальную энергию, что зрители почти впадали в транс. Клэр Блум вспоминала, что, играя в сцене обольщения леди Анны в «Ричарде», она чувствовала себя как под электрическим током.

Существует неписаное правило, что в гриме играют характерные актеры, а трагики – «со своим лицом». Оливье был единственным трагиком, постоянно пользовавшимся гримом. Он подчас так изменял свою внешность, что «его можно было узнать только по блеску зубов», как в сэре Тоби в «Двенадцатой ночи». Глядя на его фотографии в разных ролях, трудно поверить, что это один и тот же актер. Возможно, им владело подсознательное желание «скрыть лицо»: он, сын священника и потомок старинного рода, выбрал «недостойную» профессию лицедея. К тому же он буквально ненавидел свое тело (особенно нос, он практически никогда не играл со своим носом). В юности он был худым и нескладным, но благодаря тренировкам превратился в атлета, и в 30 лет впервые решился выйти на сцену без накладок и толщинок и даже с обнаженными ногами (в короткой тунике в роли Кориолана). Накачав бицепсы, он оснащал свои роли акробатическими трюками (вроде прыжка через стену в «Ромео и Джульетте» или прыжка с балкона в финале «Гамлета»). В кино он снимался без дублеров и по количеству переломанных костей мог бы поспорить с Джеки Чаном.

Оливье был самым именитым актером Англии, если не мира. Рыцарское звание, как разведенный, получил довольно поздно, зато потом последовали титул пожизненного пэра (он был членом палаты лордов) и разрешение унаследовать баронский титул дяди. Правда, Оливье терпеть не мог, когда к нему обращались сэр, а не Ларри. В его честь был назван самый большой зал наконец-то достроенного Национального театра и — посмертно – самая престижная английская театральная премия. В последний раз он появился на экране уже после смерти, в виде компьютерной реконструкции в фильме «Небесный Капитан и мир будущего» в 2004 г.

Оливье давно уже стал неотъемлемой частью мировой культуры. В сэлинджеровской «Над пропастью во ржи» обсуждается его игра в «Гамлете». Героиня «Завтрака у Тиффани» Трумена Капоте 10 раз смотрела его Хитклифа. Сальвадор Дали написал его двойной (в фас и профиль) портрет в роли Ричарда. Козинцев снимал своего «Гамлета» под явным влиянием фильма Оливье. Мариус Лиепа, готовя партию Красса, вдохновлялся игрой Оливье. Даже Джоан Роулинг явно смоделировала своего романтического злодея Северуса Снейпа по образцу Оливье-Ричарда.

Лоренс Оливье умер 11 июля 1989 г. Он был похоронен на «главном английском кладбище» — в Вестминстерском аббатстве. В свое время он выбрал для себя эпитафию: «Он был забавным».

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>